Воздушный поцелуй Иуды

Понедельник, 25 марта 2013 г.

The New Times: Мы поговорили с теми, кто до последнего верил своему президенту.
Сергей Белановский, 60 лет: Уверенность в том, что нужно поддерживать Путина и голосовать за власть, у меня пошатнулась в сентябре 2011 года, когда случилась эта нечестная история с рокировкой тандема. Но окончательную точку поставил «взбесившийся принтер» - наша Госдума. «Принтер» утратил вменяемость со своей неуместной агрессией в сторону Америки. Ужаснул этот невозможный, асимметричный ответ на «список Магнитского» - «закон Димы Яковлева». Нельзя делать такие законы политическим ответом.
Борис Шевченко, 34 года: Я был одним из активистов движения «Идущие вместе» - это все было так свободно, весело, в 2000 году мы даже ездили в Москву проводить акции в поддержку президента, поздравляли его с инаугурацией - огромные на него возлагали надежды. Президенту я еще в прошлом году симпатизировал: думал, что ужесточение режима происходит оттого, что он борется за порядок в стране. Но после того как посадили просто ни за что Pussy Riot, Путин навсегда потерял человеческое лицо в моих глазах.
Вадим Бериашвили, 30 лет: Когда Путин пришел к власти, мне было 18 лет, я на многое смотрел очень наивно. Стыдно сейчас вспоминать, но тогда я считал его спасителем России от развала и деградации. Серьезным моментом для меня стали события на Манежной площади в 2010 году: я обратил внимание, что власть запустила национальный вопрос. Новый всплеск сомнений был в конце 2011-го, когда власть выиграла выборы, плохо промыв людям мозг через телевизор, и ей пришлось идти на откровенную фальсификацию. Стали подкручивать гайки: законы репрессивные принимают, например, ужесточающие штрафы за митинги, или вот еще «закон Димы Яковлева» - ответ на «Акт Магнитского». Это показывает, что власть теряет контроль.
Антон Плющенко, 29 лет: Он начал меня раздражать: не пошел на сближение с протестующими, как нормальный лидер страны, а назвал их гандонами. Так он показал, что считает людей холопами. Еще стала бесить его псевдопатриотическая риторика - он в последнее время приватизировал всю патриотическую движуху. Я всегда отмечал День Победы, но сейчас получается: кто за Путина не голосует, тот не любит ветеранов. Я раньше всегда считал, что президент и его команда делают все хорошо, но есть люди, которые этому мешают: проворовавшиеся чиновники, неконструктивная оппозиция. Сейчас я понял, что ничего они не делают. Зачем ты говоришь, что во всем виноват какой-то козел типа Сердюкова, если сам этого козла на эту должность и поставил? Получается, что ты плохой руководитель и должен уйти.
Мои друзья, которые служат в армии и полиции, стали получать большие деньги. Если об этом сказать по телевизору, все поверят, что жить стало лучше. Но вот у меня брат в деревне живет, ярый путинист. Я ему говорю: «Как ты поддерживаешь Путина, если тебя в родной деревне азербайджанцы избили?» А он отвечает: «Нам на молодую семью дали субсидию, чтобы дом построить». Никто не думает, что надо так сделать, чтобы молодая семья сама себе заработала на дом - вы посмотрите вакансии для молодежи по регионам: ничего нет, кроме работы в сетевых супермаркетах.
Алексей Тимонов, 16 лет: Для меня образ Путина всегда был светлым - это такой Верховный Главнокомандующий, который поднимает страну с колен после распада Советского Союза. Я никогда не видел на его месте другой достойной кандидатуры. Для меня этот человек сделал достаточно, чтобы мне было комфортно жить, даже в таких хреновых условиях, как сейчас. Но потом у меня с Путиным настал сложный момент: когда в прошлом году были обыски у Ксении Собчак, когда у Навального начались какие-то проблемы с уголовными делами - меня в один момент начало это все напрягать. Какое-то спонтанное чувство несправедливости возникло: к людям нагло ворвались в дом. Меня начала раздражать жестокость президента, его светлый образ померк.