А толпа все гудела на улицах...

Понедельник, 20 мая 2013 г.

Из романа Максима Кантора:

Выражение «рукопожатный человек» вошло в салонную жизнь Москвы в те годы, когда пожимать руку не стоило уже никому. Жест символизирует доверие, а кому теперь можно доверять?

Надо соблюдать осторожность в распределении рукопожатий, это в большом городе затруднительно. Досадные казусы случаются сплошь и рядом: ловят вора - и выясняется, что вор дружен с лучшими людьми города. Ведь не в одночасье объявляют делового человека мошенником - до того он успевает пожать тысячи благородных ладоней. Ах, сколько дворцовых полов натерто штиблетами интеллигентов, пришедших за грантами к бандитам, сколько яхтенных палуб истоптано в свободолюбивом танце на днях рождения у воров! И почем знать, из каких средств будет оплачен благотворительный обед, на который позвали вечером. Неужели благородные люди питаются продуктами, приобретенными на краденное у пенсионеров? Поневоле задумаешься и спрячешь руку в карман.

Однако не все так печально - посмотрите вокруг, сколько интеллигентных лиц в нашем городе! Термин «рукопожатные» отделял круг прогрессивных людей от тех, кто не рад демократическим переменам в обществе. Радеть за либерализм естественно для прогрессивного человека, тем более что есть среди нас коммунисты и фашисты, - боремся с ними, а они все живут. Казалось бы, неужели не очевидно, что прогресс и рынок лучше, чем разруха и казарма? Ан нет, находятся такие, кто тоскует по сильной руке.

Прогрессивным людям пришлось поставить вопрос так: что хуже - легкое воровство или тоталитаризм? Хотелось бы сохранить репутацию вовсе не замаранной, но подвох состоял в том, что воры тоже придерживались либеральных взглядов. Возможно, воры толковали либерализм превратно, но отказаться от их трактовки не удавалось: иногда у воров просили денег. Как бы так ухитриться оградить интеллигентных людей от воров: деньги у воров брать на нужды прогресса, но непосредственно в грабеже не участвовать?

...

На Болотной было весело.

Патриоты с красными флагами встали поодаль от колонны украинских националистов с желто-голубыми знаменами - именно так в преддверии большого сражения выстраиваются корпуса атаки: на правом фланге тяжелые кирасиры, за ними уланы, а на левом - легкая кавалерия драгун. Интеллигенты, морщась на красный цвет стягов, жались к украинским знаменам.

- Вы кто?

- Бандеровцы мы.

- Не треба нам бандеровцев.

- Привыкай, дядку. Скоро мы вас, москалей, вешать будем.

- Хватит, хлопцы. Мы сегодня заединщики.

- Не забудем! Не простим!

- Не простим!

- Даешь честные выборы!

Потеснив фронт бандеровцев, на площади строилась колонна либеральных демократов - лозунги имели невнятные, но скандировали их громко. Лидер славился бешеным нравом, на его выступления стекалась публика.

Затем на площадь вошли эсеры - сегодня аббревиатура «СР» обозначала партию «Справедливая Россия».

Затем шли дробные отряды, образованные по принципу цехов и корпораций. Шагали птенцы гнезда Усманова - служащие империи миллиардера Усманова, свободолюбивые журналисты на сумасшедшей зарплате. Шли прохоровцы - примкнувшие к штабу избирательной кампании миллиардера Прохорова, которому некогда подарили весь российский никель. За ними тянулись те, кого окармлял богач Абрамович, - персонажи арт-сцены.

А далее шли все подряд, так примыкают к войску малые отряды вольных стрелков и мелких феодалов.

Шли свободолюбивые менеджеры среднего звена, шли взволнованные системные администраторы, шли маркетологи с горящими глазами, шли обуянные чувством собственного достоинства дистрибьюторы холодильников. Шли колумнисты интернет-изданий, гордые гражданской позицией; шли галеристы и кураторы, собирающие коллекции богатым ворам; шли юристы, обслуживающие ворье и считающие, что свою зарплату они получили заслуженно, а чиновный коррупционер ее не заслужил. Шли негодующие рестораторы и сомелье, которые более не могли молчать. Шли прогрессивные эстрадные актеры и шоумены демократической ориентации, шли твердой поступью граждан, наделенных правовым сознанием.

Эти граждане уже не позволят тоталитаризму взять верх в нашем обществе - зорко смотрят они за капиталистической законностью! Эти граждане говорили про себя: «Мы люди успешные и состоявшиеся» - и они заслужили это определение. Шоумены нынче зарабатывали по пятьдесят тысяч долларов за один вечер, их приглашали развлечь гостей на корпоративных вечеринках; актеры ездили в подмосковные усадьбы и дорогие столичные рестораны - где акционеры компаний кидали им тысячи за единый куплет и танцевальное па; рестораторы снабжали хозяев жизни устрицами; художники декорировали поместья спекулянтов недвижимостью - и сегодня все они, представители сервиса, вышли воевать с тиранией.

Никто не считал своего персонального хозяина вором; напротив - каждый был убежден, что его хозяину просто повезло и если хозяин и отнял деньги у других людей, то сделал это по праву сильного и смелого, а не как тиран. Никто из фрондеров не сомневался в том, что отнимать деньги у себе подобных - хорошо; это называется соревнование и рынок; никто не дал бы и цента соседу - зачем делиться? Они смеялись над предложениями все разделить - свои деньги они заработали в поте лица, обслуживая новых господ. Они теперь - свободные работники сервиса, они честно выслужили довольствие.

Сегодня они вышли рука об руку - их сплотила сегодня не жажда равенства, но осознанное требование неравенства: они хотели иной жизни, отличной от быдла.

Это был офицерский состав демонстрации.

Следом за менеджерами и юристами шло пестрое ополчение. То самое ополчение, которое столько раз звали на стогна города, подставить живот врагу, притупить копья татар, ослабить гусеничный ход машин Гудериана - пригодилось снова. Это же ополчение собирали, когда Московский князь шел воевать князя Тверского, когда ставили противотанковые ежи на Волоколамском шоссе, это ополчение кидали на защиту Дома Правительства в девяносто первом и на штурм Дома Правительства в девяносто третьем, позвали и сейчас.

Шли прекрасные москвичи, готовые отдать жизнь за невнятное будущее детей. Их здесь называли словом «бюджетники» - поскольку они жили на государственные деньги, в отличие от работников корпораций и бизнесменов. Искренние очкарики и их безропотные подруги, они при шли сказать властям, что намерены сегодня роптать. Менеджеры убедили их, что зло маленьких зарплат коренится в кремлевском тиране.

Вперед! За вашу и нашу свободу!

На трибунах готовились к дебатам. Один из ораторов репетировал куплет:

- Серая тля! Вон из Кремля! - говорил он в микрофон и добавлял: - Раз, два, три, проверка слуха. Серая тля... Как слышно?

- Тушинский будет? - спрашивал оператор связи.

- Обещал.

- А Гачев будет? - интересовалась молодежь.

- Тушинский, что ли, вас на Кремль поведет? Гачев поведет!

Вышел вперед один, крепкий, отчаянный:

- Нас тут достаточно, чтобы идти на Кремль!

- Даешь!

И зашевелились ряды, разбрызгивая снежную серую кашу: на Кремль!

И даже испугались иные москвичи: все же на демонстрацию договорились идти, а не на штурм. Уж не провокация ли это?

Возможно, кампанию, начатую против России генералами фон Боком, Гудерианом, Брауховицем и фон Клейстом, теперь продолжают Пиганов и Ройтман? Такой слух плавал по городу. Сумасшедшие анчоусы, охранители режима, шептались: есть, мол, в стране пятая колонна - разрушает державу изнутри. Шелестели: американский Государственный департамент платит оппозиции за развал страны. Соображение это вызывало в рядах оппозиции смех.

Поведешь очами окрест и невольно спросишь: неужто за развал еще и платят? Все само валится. Вон крыша у стадиона рухнула - это что, Госдеп заплатил за обрушение? Или, допустим, лифт оборвался в новостройке. Это что, шпионы американские гадят? А если платит Госдеп за развал, то где доли участников развала? - так говорил всякий фрондер. И выворачивал карманы, показывая, что долларов американских в карманах нет.

Правда, случались неловкости. Так, эстрадный актер Коконов, давая протестный концерт в Театре эстрады, шутливо спросил у зрителей, где же его доля американских денег, и показательно вывернул карманы. К удивлению публики, из карманов его вывалились пачки зеленых долларов, бриллиантовый кулон, мобильный телефон со стразами, золотая табакерка и чековая книжка. Зал ахнул: вот они - деньги Госдепа! Что же побудило актера сознаться? Сцена напомнила открытые судебные процессы тридцать седьмого, когда затравленные обвиняемые признавались в шпионаже. В отличие от сломленного Бухарина, эстрадный актер Коконов признаний не делал, но немедленно объяснил, что доллары поступили отнюдь не от Госдепа, а произошли они от бизнесмена Балабоса. Оказывается, актер был одарен пачками денег за исполнение протестных частушек на корпоративном вечере в Барвихе. И зрители успокоились: слава богу, Госдеп тут ни при чем - просто Балабос обанкротил автомобильную промышленность, построил в цехах заводов казино, деньги хранит в американской валюте в банке Манхэттена. Какой же тут Госдеп? Все честно.

Бандеровцы потеснились, патриоты подались назад, эсеры расступились - на площади появилась новая колонна, то пришли сорокинцы. Мультимиллиардер, надежда русской демократии Арсений Чпок пожелал возглавить протест против коррупции и произвола. Внимание, вот он сам - рослый, статный, учредитель литературных премий и хозяин русской рудной промышленности! Вот он - демократ и либерал!

Некий педант задал вопрос из задних рядов: мол, как быть с теми директорами предприятий, перешедших в собственность героя, которых находили утопленными по канавам, - это ли не произвол и коррупция? - но злопыхателя зашикали. Какие такие канавы? Какие такие директора? И что, мы будем поминать прошлое? Кто поминает космонавту, что герой в детстве писал в штаны? Ну да, писался - а теперь в космос летает!

Выглядел новый лидер демократов как жестокий садист, но сторонники говорили, что бетонное лицо - лишь маска, за которой скрыт очаровательный человек. Возникал вопрос: а почему именно эту маску выбрал благородный кандидат, отчего не обзавестись маской Альберта Швейцера? Ах, что вы, говорили сторонники, вы не понимаете, он должен таким монстром представляться партнерам по бизнесу, там свои законы. А в жизни он - неисправимый романтик. Так девочки-пятиклассницы аттестуют знакомого хулигана: не смотрите, что он кошек вешает, он очень ранимый мальчик.

У фронды появился долгожданный герцог Бофор: интеллигенция льнула к новому лидеру Чпоку - этот воровать не станет! Он все, что можно, спер. Герцога демократии попросили сказать несколько слов.

Неисправимый романтик с лицом садиста сказал кратко:

- Я не из тех, кто лежит на диване и думает о смысле жизни!

Взволнованные интеллигенты повторяли эти величественные слова. Он не из тех, кто думает о смысле жизни, - ему некогда, он деньги зарабатывает! Созидатель он! И интеллигенция, коей по штату положено думать о смысле жизни, радостно приветствовала нового вожака, который сообщил, что думать не желает. Герцог демократии простер над головами руку и крикнул: «Не забудем! Не простим!» И фронда подхватила: «Не забудем!»

Колонны патриотов, националистов и демократов слились в единое море голов. «Не забудем!» Что именно толпа собиралась помнить, было не ясно, поскольку всегда предпочитала забывать.

Так уже было: те же взволнованные лица и смелые слова. В девяносто третьем, когда пьяный президент Ельцин решил расстрелять непослушный парламент, та же толпа гудела на стогнах. Людям мерещилось, что от них прячут демократию - закрывают варенье в недоступный шкаф. Что делать с демократией, не ведали, но ключи от шкафа требовали. Жирный экономист Гайдар кричал бушующей толпе: «Фашизм не пройдет!» - имея в виду не гитлеровские войска, но парламент, который не поддержал приватизацию народной собственности. Почему нежелание поделить страну на корпорации называется фашизмом, тогда никто не спросил. Если рассуждать логически, то именно фашисты и хотели разделить Россию на несколько управляемых государств (так говорил Гиммлер) - а значит, нежелание делить страну на корпорации не совпадает с фашистской доктриной. Однако в тонкости терминологические в тот вечер не вдавались. Казалось, бронетехника Гудериана рвется на Красную площадь, а над Кутафьей башней вот-вот водрузят орла со свастикой. Орды дикарей надо проучить - вот что думали москвичи, не подозревая, что дикари - это они сами. Толпа ревела: «Фашизм не пройдет!» - и суровые лица москвичей, не раз являвших мужество в ополчении, преданно обратились к жирному экономисту.

Фашизм в тот вечер не прошел. И Гудериана остановили, и парламент расстреляли из танков, а страну Россию поделили и распродали.

«Фашизм не пройдет!» - в упоении кричал жирный человек с балкона мэрии, имея в виду, что частная собственность лучше, нежели собственность коллективная. И толпа москвичей, у которых эту коллективную собственность изымали, вторила своему герою: «Фашизм не пройдет!»

В девяносто третьем насмерть стояли, как в сорок первом на Волоколамском шоссе.

...

В то время как слякотная Москва хлюпала в митингах, а Семен Семенович ехал на допрос - в солнечном Лондоне шли концерты русского сопротивления.

Век коммунистической цензуры миновал - убедитесь, что традиции Щедрина и Гоголя живы! Гости съехались к Вестминстеру, ступили в конференц-зал королевы Елизаветы; в фойе подавали розовый брют.

Впоследствии, описывая этот вечер, русские лондонцы говорили: «We had a lot of fun» - выражение, которое переводу поддается плохо. Fun  означает не просто веселье, но то пленительное состояние, которое поднимает над проблемами мира. «Let us have a fun» - так говорят, приглашая в ресторан или на светский прием, то есть туда, где не ожидается комических событий. Уроженец далекой Московии не сразу поймет, что смешного в бифштексе и дорогом вине. Имеется в виду веселье высшей пробы, которое возникает от качественной еды и обилия денег; fun - это сочная пища, дорогие покупки, важные знакомства. Когда бедняк шутит - это не fun. Но когда обеспеченный человек кушает в ресторане с партнером по бизнесу - это fun. И когда такого fun много, это лучшее состояние для организма. В тот день fun было много.

Билеты стоили недешево, цена равняется годовой пенсии москвича, но русских миллионеров в Лондонграде столько, что зал желающих не вместил. Пришли лучшие люди эмиграции. Вот Абрамович, владелец футбольного клуба, меценат, миллиардер. О, его состояние не поддается исчислению - но как он прост в обиходе, he likes fun! Видите эти плечи? Это плечи Ларисы Губкиной, супруги богача Губкина, - дама исключительной искренности, она всегда говорит что думает! Видели бы вы, как она обошлась с прислугой, укравшей брошку! А вот ту обнаженную спину видите? Нет, не эту спину, а ту, которая заканчивается рубиновым колье. Это спина Ирины Рублевой, которая увела банкира Семихатова из семьи. Сам Семихатов не здесь, он на суде, жена пытается отсудить у Семихатова особняк в Майами - впрочем, адвокат у Семихатова отменный, сам Чичерин, слыхали, наверное? А Ирина пришла делать fun, посмеяться над московским режимом.

Деловые люди, вовремя убежавшие от властей, шли смотреть, как шутит со сцены Борис Ройтман. Ройтман пришел на свой бенефис простуженным, вытирал потный лоб, веселье давалось ему непросто. Но Пиганов обнимал его за плечи, подталкивал на авансцену, Пиганов говорил: «Предстоит последний бой с тиранией! Сейчас нам все объяснит умнейший Борис Ройтман», - и приходилось объяснять. Ройтман остроумными фразами выявил ветхость российского режима. Как это обычно с ним бывало, он увлекся, стал декламировать стихи, и зал отозвался, аплодисменты подхватили оратора - и понесли его вперед. Он говорил уже не для них, говорил для себя, преодолевая боль в горле, насморк, хрипоту, - он говорил так страстно, как говорил в тридцатые годы в холодном Берлине Эрнст Тельман:

- Вставайте! Сплотитесь! Пора! Опасность!

Зал аплодировал ему стоя, декольтированные дамы зажимали розовые пасти своим мопсам, чтобы собачки не лаяли во время выступления, брокеры сбрасывали сигналы мобильных телефонов. А Борис говорил о правде, о справедливости, о коррупции в Москве, о ежедневном вранье госчиновников.

В зале беглое финансовое жулье смеялось над жульем государственным. Повод для смеха имелся: за последние двадцать лет из развалин России вывезли капиталы, превосходящие по размерам дань, выплаченную в Орду, и богатства, перемещенные в фашистскую Германию. Сотни миллиардов уходили из глупой России каждый год, и собирали дань не баскаки, не гауляйтеры, не красные комиссары - но просвещенные богачи, сидевшие теперь в зале имени королевы Елизаветы. Бывший вице-президент компании «Газпром» (по слухам, находился в розыске, но вид имел цветущий) выражал восторг от остроумных ремарок бурно: хлопал себя по полным коленям, икал от хохота. Как точно! В яблочко! Словно присутствовал поэт при распиле бюджета, где только он эти детали подсмотрел!

Партер рукоплескал, на сцену кидали цветы и купюры: так его, утконоса! так его, сатрапа! ату лазоревопогонную гидру! Fun!

В первых рядах сидели: миллиардер Курбатский с четвертой женой (Курбатского обвиняли в хищениях в особо крупных размерах); нефтетрейдер Рудченко с подругой (он редко показывался в Москве, где на него завели уголовное дело); ресторатор из Москвы - легендарный Мырясин, открывший икорный бар в Лондоне; красавец Василий Отчекрыжников, бывший рэкетир, а ныне меценат; Башлеев, задумчивый вор в законе; наркобарон Мирзоян - пожилой джентльмен с орлиным взглядом; князь Путинковский, потомственный эмигрант и старый сотрудник ГБ (князь спекулировал иконами); накокаиненные дамы из аукциона «Филлипс»; владельцы галерей, где подделывали авангард для лондонских домов олигархов (число произведений авангарда в мире удесятерилось против созданного в прошлом веке); пестрое собрание соломенных вдов русских меценатов - богачи вываливали в Холанд-парк и Хэмпстед старые семьи, а сами гуляли на Мальдивах с семьями новыми.

Вот беглый мэр Москвы - видите? Прежде вы никогда бы не оказались рядом с ним, а сегодня можете пожать ему руку. Да, изгнали из отечества, подозревают в мздоимстве, иные говорят, что супруга нажила миллиарды не вполне законно. Он стоически переносит клевету и участвует в веселой тризне по русской демократии, подпевает куплетисту.

Вот и нефтяник Леонид Лесин, объявленный в международный розыск за заказные убийства - хотя всем понятно, что мэр Нижневартовска просто застрелился, выпустив две пули в затылок. Вот менеджер «Росвооружения» господин Кессонов, и он присоединил свой баритон к разоблачительным куплетам. А вот и владелец обанкроченного банка «Держава», оказавшийся в Лондоне с миллиардом фунтов! Вот эстрадный актер Коконов, он пришел на концерт об руку с журналистом Сиповским, они специально прилетели из снежной Москвы. Здесь им не надо скрывать чувств, друзья целуют друг друга в порыве радости - в Лондоне ханжеское обвинение не грозит. В зал входили знаменитости: Чичваркин, Гуцериев, Березовский, Малкин. За каждым именем - своя история, свой персональный fun.

В задних рядах теснилось ополчение: приживалы и правозащитники. Нынче у каждого уважающего себя олигарха имелся свой правозащитник - подобно тому как имелся свой дантист, свой адвокат и свой повар. Правозащитники ценились выше поваров, но несколько ниже футболистов. Вместе с хозяевами и приживалами штатные правозащитники посещали концерты и футбольные матчи, оживляли ресторанный разговор диссидентской лексикой, за десертом боролись с режимом.

- Вот, Роман Аркадьевич, покушайте - свежайшие... А Сталин был тиран!

- Вот, Прохор Федорович, понюхайте - букет исключительный... Но может вернуться тридцать седьмой год!

И хозяева значительно кивали; они любили, когда им напоминали про сталинские преступления. Хозяева знали: что бы ни сделали они со страной, какого бы размера кусок ни откусили от дряблого тела Родины - это все равно будет благом по отношению к тому злу, которое причинили стране большевики. И всякий мародер гордился тем, что он лишь обирает труп Родины; убийца не он, он просто пришел поживиться.

Сторонний наблюдатель диву давался: для чего правозащитники богачам - ведь права миллиардеров неколебимы. Но главная роль правозащитника в ином. Прежде всего следовало защитить самосознание хозяев. Следовало ежечасно напоминать: в бедах народных виноваты не мародеры, а те, кто затеял войны и революции, - мародеры же действуют по обстоятельствам: выдирают золотые зубы, снимают с павших сапоги.

Первая заповедь мародера гласит: виноваты тираны - мы лишь убираем поле боя.

Поле боя убрали чисто.

Сегодня прилипалы передавали богачам букеты - чтобы те швыряли лилии и орхидеи на сцену. Ройтман погружал нос в цветы, но пряных ароматов не чувствовал - у него был насморк. Правозащитники из зала задавали вопросы:

- Вы к нам надолго?

- Завтра в Москву, столица ждет, - сказал и подумал: хорошо бы поскорее.

- А что тиран? Затаился и не высовывается?

- Полагаю, ему есть над чем подумать, - сказал Ройтман.

- Нашли спрятанные дворцы?

- Ищут!

- Скоро ли победа?

- Борьба предстоит серьезная. Помните про Веймарскую республику? - сказал, и тут же зал взорвался репликами:

- Да! Да! Новый Гитлер!

- Нет, Сталин!

- Хочет восстановить империю!

- Помните, что Бжезинский сказал? Если русские настолько глупы, что попробуют восстановить империю, они нарвутся на такие конфликты, что Чечня и Афганистан покажутся пикником!

- К сожалению, хватает горе-патриотов!

- Тиран сделал ставку на патриотизм.

- У «империи зла» шансов нет.

- Россия - это лишняя страна. 

- А я скучаю по гречневой каше!

- Но без тиранов!

В этом зале у тирана и чиновной камарильи не было шансов на поддержку.

Ройтман тяжело дышал, ему было холодно, он хотел домой.

- Еще стихов!

- Почитайте нам Бродского! - кричала из ложи Лариса Губкина, искренняя женщина, и обиженно надувала губки. - Мы хотим слушать Бродского!

- Можешь Бродского? - спросил Пиганов.

Ройтман откашлялся и начал читать стихи.

(процитировано частично)